Русская версия

Centenary Stories

To mark the Centenary of the First World War in 2014-2018, this site, in a weekly post, celebrated the Russian Anzacs who enlisted in the AIF that week.


Загадка Альфреда Марковича

В 1935 году на еврейском кладбище Руквуд в Сиднее был похоронен журналист Альфред Ян де Топор Маркович, покончивший с собой. Его хоронило еврейское погребальное братство «Хевра Кадиша». В свидетельстве о смерти было записано «религия – еврейская». Значится Маркович и в «Книге почета австралийских евреев», составленной Харольдом Боасом в 1923 году. Но был ли он евреем? Альфред Маркович родился в селе Марково под Краковом. Хотя в тех местах эту фамилию носили и поляки, и евреи, его родители имели имена, характерные только для поляков – Станислав и Людвига, причем когда Альфред вступал в брак в 1918 г. его мать фигурировала как «Леди Людвига Маркович». По всей видимости они были польскими дворянами и семья была состоятельной, Альфред знал польский, русский, английский, немецкий, французский и итальянский языки.

В девятнадцать лет он отправился воевать в сербской армии на Балканах, о чем потом неоднократно рассказывал в своих выступлениях в австралийской печати. Проведя несколько лет в Лондоне, в 1909 году через Австралию он прибыл в Новую Зеландию. В пассажирских списках он значился австрийским подданным и поселившись в Новой Зеландии встал на защиту австрийских славян, которые вкупе со всеми австрийцами третировались местными джингоистами как немцы. Через несколько лет он перебрался на Самоа, а потом на Тонга, где был плантатором, работая для английских и немецких фирм. Незадолго до начала войны он приехал в Сидней и 17 августа 1914 г., вскоре после открытия призывных пунктов, вступил в армию. Его вероисповедание при вступлении в армию значилось как римско-католическое, место рождения было указано как Марково, Польша. Именно так – «Польша» – место своего рождения часто указывали поляки из русской части Польши, к тому же Маркович указал, что он натурализовался как британский подданный в Новой Зеландии, так что на этом этапе его национальное происхождение вопросов не вызвало.

В декабре 1914 года, с первым контингентом войск в составе 3 батальона он отправился в Египет, а оттуда в Галлиполи, приняв участие в высадке 25 апреля 1915 года, выдержав первые, самые кровопролитные дни. Смелый и инициативный боец, через несколько дней после высадки, когда каждый солдат, казалось бы, должен был быть на счету, он неожиданно услышал от командира: “Маркович, я против Вас ничего не имею. Вы хорошо поработали, но Вы обвиняетесь в прогерманских симпатиях, Вам нужно пойти на командный пункт и очистить себя от подозрений”. На командном пункте его продержали под строгим арестом восемь дней, не предъявляя никаких обвинений, а затем сообщили, что он будет возвращен в Австралию с формулировкой “Услуги больше не нужны”. Однако на корабле, на котором он возвращался, было распространено сообщение о том, что он шпион, и его посадили в камеру. В это время его вещмешок попал в руки бдительных охранников, которые искали там “оружие и амуницию”. Не найдя оных, они прихватили бумаги и все, что было там ценного, в том числе коллекцию артефактов, собранную Марковичем в Египте, – как человек состоятельный и образованный, он имел к таким вещам большой интерес. Когда, обнаружив пропажу, Маркович пожаловался, ему пригрозили заковать его в кандалы.

По возвращении в Австралию, служба безопасности подвергла его допросам. “Улики”, собранные против него, были просто смехотворны. Здесь, например, фигурировало то, что он работал для германской фирмы на Тонга перед тем, как приехать в Сидней (для какой еще фирмы он мог работать, живя в германской колонии!?) Подозрения вызвали и первые дни пребывания Марковича в Галлиполи. Вскоре после высадки командование 3 батальона послало его с донесением на командный пункт. Возвратившись назад, он не обнаружил своего подразделения, которое отступило. Уже в сумерках, вместе с группой новозеландцев, тоже оторвавшихся от своей части, он присоединился к 16 батальону, где по существу проявил себя героем, добровольно выходя несколько раз в разведку и используя свое знание французского языка для переговоров с окружавшими их турками. Его инициатива позволила выяснить, что их позиции были окружены турками, а не союзниками, как полагало командование, и предотвратить неожиданный захват их позиций противником. В показаниях Марковича на допросе все еще слышится азарт этих звездных часов его жизни:

«Я выбрался из окопа, продвинулся на несколько шагов и увидел, что передо мной были турки, целое их подразделение залегло вокруг нас. Я снова спросил “Кто вы?” Они ответили (по-французски) “Солдаты”. “Какой армии?”, спросил я. Они ответили: “Оттоманской армии”. Услышав это, я прыгнул назад в наш окоп и закричал: “Это турки, палите, ребята”. Наши силы тут же открыли огонь, но тут же пришел приказ справа “Прекратить огонь с левой стороны. Вы бьете по своим справа”. Но я приказал еще по 3 заряда беглого огня и 5 зарядов беглого огня. Противник отступил. Тут опять запросили справа “Кто вам дал приказ стрелять?” Мы ответили: “Мы стреляли, потому что поняли, что это турки”». По существу, Маркович вел себя как герой – его инициатива спасла многих его сослуживцев от гибели и плена. Можно подумать, что такой находчивый, решительный, образованный рядовой вскоре должен был бы получить повышение – должен был бы, не родись он в Польше…

Когда обстановка нормализовалась, Маркович вернулся в свой батальон с запиской от командования 16 батальона о причинах его отсутствия. Он продолжал доблестно сражаться в своем взводе до самого ареста 12 мая. Материалы допросов Марковича рисуют полную неразбериху, царившую в первые дни после высадки, и дезориентацию командования. И до боли напоминают нравы в советской армии в трагические дни 1941 года, да и в последующие годы. В то время, как рядовые бойцы гибли без счета, кто-то следил за «подозрительными», писал доносы и строил на этом свою «боевую» карьеру. В деле Марковича, например, имеется совершенно дикий донос такого характера: «Хотя Маркович якобы не жил во Франции, а учил французский язык в школе, знать язык так, как знает он, можно только живя в Париже, а поскольку он прожил шесть лет в Австралазии, на это надо обратить внимание».

После возвращения в Австралию 17 июля 1915 г. Маркович был уволен с формулировкой «Дисциплинарные причины». В его деле после этих слов стоит приписка карандашом: «Не преступление. Сомнительное имя». Однако этого было достаточно для лишения его всех медалей, полагавшихся ему как участнику войны. И все же сердце Марковича было с воюющей Австралией: в 1917-1918 годах, переехав в Квинсленд, он организовал кампанию по призыву в армию и сбор средств для очередного военного займа. На многочисленных митингах он снова и снова рассказывал о зверствах немцев и о страданиях славян. Когда же после окончания войны он в качестве члена Лиги ветеранов (RSL), развернул борьбу за права фронтовиков и начал разоблачать злоупотребления военных бюрократов, военные опять вытащили на свет историю его увольнения из армии. Только к 1922 году ему удалось добиться права на восстановление его военных медалей. В 1923 году он побывал в Европе и России; за роскошью нэповской Москвы он увидел, что страна стала «более деспотичной, чем она была при царизме».

Его симпатии были на стороне молодого польского правительства, и в Австралию он вернулся в качестве польского вице-консула. Здесь успешно занимался бизнесом, сменив польское свое имя Маркович на английское – Марр, но прошлое не отпускало его. В 1931 г., когда он хотел получить работу в правительственном учреждении, службы безопасности вновь были запрошены о его армейской службе. Правда, на этот раз чиновник честно написал: «Его подозревали в том, что он шпион, но никаких оснований для этого подозрения так и не было обнаружено». В 1935 году он ушел из жизни, оставив 12-летнего сына Эдгара Яна Марра, которому предстояло защищать Австралию в годы второй мировой войны. Почему он умер евреем, почему покончил с собой – все это пока остается загадкой.


От Длугоседла до Берега Маклая

11 августа 1914 г. в военно-морские экспедиционные силы и записался Юлиан Шабловский, и ему, таким образом, принадлежит честь быть первым уроженцем Российской империи в вооруженных силах Австралии. Он родился в селе Длугоседло Ломжинской губернии, в Австралию приехал из Манилы на Филиппинах в 1908 году. Он обосновался в Сиднее и служил корабельным поваром на кораблях, ходивших в австралийских водах. В 1911 году он натурализовался, т.е. стал британским подданным, и вступление его вооруженные силы прошло без проблем. Уже через неделю на борту военного корабля «Беррима» (HMAS Berrima) он отправился на Новую Гвинею. Зайдя в Порт-Морсби (столицу австралийской колонии), «Беррима», соединившись с другими судами, проследовала в Рабаул – центр колониальных владений Германии на острове Новая Британия, к востоку от Новой Гвинеи. В сентябре австралийские войска высадились на острове, и после непродолжительных боев заняли трансляционную башню и интернировали германскую администрацию. 24 сентября «Беррима» участвовала в освобождении Маданга на северо-восточном побережье Новой Гвинеи. Нам эти места известны как Берег Маклая, где наш путешественник Н.Н. Миклухо-Маклай прожил три года в 1871-1872 и 1876-1877 гг. В 1884 г. эта территория стала колонией Германии. Теперь, после изгнания немцев, гарнизон австралийских войск остался на занятых территориях для охраны и администрации. Юлиан Шабловский служил в пекарне, которую австралийцы организовали в Рабауле для снабжения войск.

К началу 1915 года Шабловский вернулся в Австралию и уволился из армии. Вскоре после этого он направился в США, где в Нью-Йорке жили его родственники. Последний документ, который удалось обнаружить о нем, относится ко второй мировой войне, когда он снова зарегистрировался для службы в армии. К кому времени ему было 57 лет, он был безработным, и подпись, выведенная его дрожащей рукой, говорит о состоянии его здоровья. Как сложилась его жизнь дальше – неизвестно.


Первые герои

Сегодня мы расскажем о трех анзаках, вступивших в австралийские вооруженные силы самыми первыми, их звали Юлиан Шабловский, Альфред Маркович и Джордж Болл. Их имена отражают разнообразие этнического состава россиян, находившихся в Австралии накануне первой мировой войны: Шабловский и Маркович были поляками, а Болл, по всей видимости, британцем, родившимся и выросшим в России. В последующие недели мы познакомимся с представителями и других национальностей.

4 августа 1914 года, когда Великобритания объявила войну Германии, Австралия, входившая в состав Британской Империи, тоже стала участницей войны. Уже через несколько дней здесь открылись участки для записи добровольцев в австралийские вооруженные силы. Главное подразделение австралийских вооруженных сил для службы на заграничных театрах боевых действий было названо Австралийские имперские силы (Australian Imperial Force), которое для простоты и ясности можно назвать Австралийской армией. Кроме нее были организованы Австралийские военно-морские экспедиционные силы (Australian Naval and Military Expeditionary Force) для действий на Тихом океане на территории колоний Германии.


Szablowsky, Markowicz, Ball

Today we celebrate the lives of three servicemen:

 

Julian Szablowsky

  • Born in Dlugosiodlo, Poland; works as a cook on Australian ships.
  • He is the first former Russian-born subject to enlist, serving in the Australian Naval and Military Expeditionary Force in Rabaul, Papua New Guinea.
  • He leaves for the USA in 1915, where, unemployed in the 1940s, he signs up for WWII service and vanishes from the records.

 

Alfred Jan de Topor Markowicz

  • Came from a noble Polish family.
  • Soon after the Gallipoli landing, he is detained on suspicion of being a spy, and fights for years to clear his name.
  • In 1935, defeated, he commits suicide, and is buried by a chevra kadisha, a Jewish burial society.

 

George Ball

  • A Briton, Ball was born and raised in St Petersburg, and comes to Rutherglen, Victoria at 18.
  • Wounded in the Gallipoli landing, he is awarded a Distinguished Conduct Medal for gallantry at Lone Pine.
  • Killed at the Somme in 1916.
  • He is commemorated officially in the Australian Dictionary of Biography, and in the local Rutherglen newspaper by his friend, Violet Hicks. His St Petersburg family was never found.