Digitised naturalisation (NAA)

Digitised service records (NAA)

Investigation Branch file (NAA)

Application for assistance 1 2 (NAA) (Volkopsky)

Application for admission relatives 1 (digitised) 2 3 (NAA)

Blog article

Russian

English

Publications

Елена Говор, В поисках ранней русской диаспоры Австралии, Традиционная культура, 2018, т. 19, № 4, с. 44-56, ил.

Newspaper articles (selection)

A red page of life. Persecuted Russian in Sydney. - Sun, Sydney, 16 June 1912, p. 12.

An unhappy Russian. - Sun, Sydney, 20 June 1912, p. 6.

J. Wolkousky. The six-inch mesh. Letter to the editor. - Western Herald, Bourke, 29 April 1916, p. 7.

Narrow escape. - Western Age, Dubbo, 27 January 1922, p. 2.

Entering on enclosed lands. - Western Age, Dubbo, 7 March 1929, p. 2.

T. Volkofsky, The zone system. - Western Age, Dubbo, 2 May 1929, p. 3.

Send-off. - Western Age, Dubbo, 23 August 1929, p. 2.

"A grim battle ahed". - Western Herald, Bourke, 25 September 1953, p. 6.

The emu's enemy is the fox. - Western Herald, Bourke, 18 December 1953, p. 5.

T. Volkofsky, The Bourke-Cobar Road. - Western Herald, Bourke, 4 June 1954, p. 5.

T. Volkofsky, Darling River irrigation. - Western Herald, Bourke, 8 October 1954, p. 5.

T. Volkofsky, Kangaroo menace. - Western Herald, Bourke, 13 September 1957, p. 16.

T. Volkofsky, Improving our Western Country. - Western Herald, Bourke, 8 July 1966, p. 3.

From Russian Anzacs in Australian History:

Certainly, the suspicions people had were not always without some grounds. There was the case of Theofil Volkofsky, for instance, a former socialist sympathiser who learnt the taste of free enterprise at Bourke; he enlisted in the AIF in June 1916 and while at Bathurst Camp became involved in political discussions. One informant reported him saying that 'he would sooner be under Germans than the present Labor government in Australia. ... He also expressed an opinion that the tales about the atrocities committed by Germans was all inventions.' And this wasn't the only occasion on which he expressed such sentiments, according to another informant. Now, years later, his son remembers, 'Dad did tell me that he upset some people through his political incorrectness and his honesty. They were talking about the Germans and those Australians who were there were very critical, and he said, "German soldiers are just humans like you and I, they are just ordinary men". That was not exactly the thing you say in times like that in certain company. So they looked on him as pro-German and he got into strife. He was not pro-German, he was definitely not. He loved Australia and he would fight against the German government.' The Bathurst Camp commander, to give him his due, treated Volkofsky's case without prejudice: after talking to Volkofsky, he gave him a fatherly warning 'to avoid discussion of politics'; meanwhile, he even assisted Volkofsky with his naturalisation application when he was hospitalised with pulmonary tuberculosis.

From Елена Говор, В поисках ранней русской диаспоры Австралии

Образование, несомненно, оказало сильное русифицирующее воздействие на Феофила. Дальше была «красная страница» в его жизни, о которой Феофил не рассказывал даже своим детям. Став учителем в начальной школе, он вступился за девочку, которую избивал линейкой священник, потерял работу и вынужден был уехать в Сибирь, где работал телеграфистом на железной дороге. После первой русской революции он был избит до полусмерти карательной экспедицией П. Раннекампфа, но выжил и уехал в Австралию в 1909 г. Из украинского прошлого осталось у него только имя его украинской подруги Оли. В честь нее он и назвал свою первую ферму -- Олино. Надежды на их воссоединение не было, Феофил женился на австралийке и вырастил австралийскую семью. «Отец не учил нас русскому языку, я знаю всего полдюжины русских слов, -- вспоминает Том. -- Он говорил, что русский нам никогда не пригодится, он нам не нужен. Он говорил: "Вы австралийцы, так и будьте австралийцами" -- это была его твердая позиция. Если говорить об ассимиляции, то трудно было бы найти пример лучший, чем наш отец». Трудовая жизнь на земле среди простых австралийцев повлияла и на политические взгляды Феофила: он отказался от радикальных социалистических идей своей юности и стал либералом и монархистом. «Отец часто писал в газеты о разных местных проблемах, -- вспоминает Том, -- таких, как угроза пастбищам со стороны кенгуру, то одному министру он писал, то другому. Еще он создал организацию, которая называлась Ассоциация Западных поселенцев. А еще он долго боролся за учреждение средней школы в Кобаре, а потом за интернат для детей, чтобы там могли жить во время учебы дети с отдаленных ферм. И он всего добился». «Кенгуриная» проблема и интернат для сельских ребятишек на краю австралийской ойкумены могут показаться на первый взгляд, сугубо австралийскими делами. Но так ли это? Ведь вся его работа -- это именно то, что когда-то делали в России и на Украине его братья по духу -- народники. Они, эти сельские австралийские дети, и были тем «маленьким человеком» из Достоевского, из-за которого Феофил вынужден был покинуть родные Липки и оказаться на другом краю земли.